В сентябре нынешнего года Александру Розенбауму исполнится 65 лет. Да, вот так неумолимо течёт время: мединститут, работа в «скорой», параллельно – учёба в джазовом училище. А потом – песни, песни, песни. И звание народного артиста России.
Сейчас он ездит по всей стране и всему русскому зарубежью с концертами. Пишет новые песни — недавно представил публике новый музыкальный альбом с загадочным названием «Метафизика». Сочиняет стихи – собирается записать диск своей поэзии. И занимается благотворительностью…
В больнице как дома
– Александр Яковлевич, общеизвестный факт, что вы окончили медицинский институт. А вот бывшие коллеги не обижаются на вас – не говорят, что вы изменили профессии?
– Чтобы были более понятны мои отношения с медициной, приведу вам такой пример. Когда я прихожу в концертный зал, где я заплатил за аренду для выступления – в этот вечер я в нём, казалось бы, хозяин. Я распоряжаюсь этим залом. Но я совершенно не знаю, где какие находятся механизмы, где там включается свет, где расположен гардероб, и так далее… Когда же я оказываюсь в любом лечебном учреждении, где я не хозяин – там есть на это главный врач – но там я чувствую себя дома. Я чувствую ноздрями, по запаху понимаю, где мне найти рентгеновский кабинет, где операционная, где другие помещения… Повторяю, это – мой дом. И бывших докторов не бывает!
– Известно, что вы активно занимаетесь благотворительностью. Что это: жизненный принцип – или потребность души? От ума или от сердца?
– Моя благотворительность всегда конкретная. Я еду, например, в воинскую часть, там в местном клубе даю концерт, беру вырученные средства, затем при полном зале отдаю чемодан с деньгами ответственному и прошу купить, скажем, большой телевизор, которого там не хватало. Для меня это – творение конкретного блага. Если я помогаю больнице – я не перечисляю деньги на счёт, а звоню главному врачу и говорю, что хочу помочь на определенную сумму. Спрашиваю, что им сейчас нужно. Они отвечают, что им необходимо сто доз инсулина, перевязочные материалы и системы для переливания крови. Покупаем, оформляем ящики – и передаём их в этот стационар. И я точно знаю, что всё до них доехало.
Музыка, по которой тоскует душа
– Недавно вышел ваш новый альбом, который вы назвали «Метафизика». Чем вы решили удивить ваших поклонников?
– Этот альбом для меня долгожданный, я работал над ним не менее двух лет. Но если кто-то думает услышать нового Розенбаума, то сразу скажу: это не так. Я вырос в разной музыке — симфонической, эстрадной, джазовой, уличной… А начинал я с «Аргонавтов», с рок-музыки… Позже ушёл в ту песню, которую можно было петь под гитару одному, без коллектива. Но я никогда не оставлял музыки, в которой вырос, которую люблю и которую, на мой взгляд, умею играть. Я сам соскучился по той музыке, которую стал редко слышать на эстраде. И решил поделиться ею с теми, кто так же, как и я, по ней стосковался. И если мой новый альбом публике понравится – буду очень рад. А если нет — ну что ж… Меня это уже не изменит.
– А что именно вам не нравится в современной эстраде?
– В принципе я против неё ничего не имею: у каждого поколения своя музыка. Например, во время молодости моих родителей любили фокстрот, а я в годы своей молодости был поклонником шейка и твиста, любил «Битлз»… Сегодня время другое, и музыка другая – ну и хорошо! Но все-таки для меня, прежде всего, важны живая музыка и живое творчество. Сегодня я немножко устал от огромного количества немузыкальных подделок и практически абсолютной дебилизации: кругом — одни и те же аранжировки… А музыка – это, прежде всего, мелодия. Даже песни о любви должны иметь музыкальное обоснование этого чувства, а не просто «я люблю тебя – ты любишь меня». О любви не может быть много песен.
А где рояль?
– Некоторых артистов раздражает, что на концертах люди из года в год просят исполнить одни и те же произведения. С вами такое бывает?
– Да, мне тоже многие люди говорят: «Зачем вы исполняете «Вальс Бостон» с коллективом? Под гитару ведь лучше!» Такое происходит потому, что этот конкретный зритель помнит себя молодым, когда он сидел на кухне и слушал «Вальс Бостон» на магнитофоне. Он вспоминает себя, свою молодость… А ведь это джазовая композиция, и к ней просится джазовая аранжировка. К тому же, идёт время, и я не могу стоять на месте – стараюсь идти вместе с ним вперед. Но это вовсе не означает, что я подстраиваюсь под молодёжь. Я вообще никогда ни под кого не подстраивался.
– То есть, вы считаете, что артист должен меняться? А как отнесутся к этому зрители?
– Люди относятся по-разному. Есть зрители, которые меня знают с 1982 года как человека, который поёт под гитару. И когда я на своих концертах сажусь за рояль и вдруг начинаю играть сложнейшее произведение — они сначала настораживаются. А уже на следующих выступлениях начинают спрашивать: «А где рояль?» Так же было, когда я начал на моих концертах читать стихи. У меня чистой поэзии не так много, но достаточно, и сейчас выходит большая поэтическая книга, и ещё я собираюсь записать диск чистой поэзии. Так вот, люди сначала не понимают: одни пришли слушать «Гоп-стоп», ветераны Афгана просят «Черный тюльпан», девчата ждут «Ау» – а я им вместо этого начинаю со сцены читать стихи… А позже эти же люди на другом концерте спрашивают: «А почему вы стихи не читаете?» Вот такие парадоксы… Я не стремлюсь понравиться, да и никогда не стремился. Ты хочешь со мной идти вместе? Пошли! Не хочешь? Я не обижусь.
– Вам не кажется, что в последнее время интерес к стихам невысокий?
– В последнее время люди вообще мало чего читают. Сегодня все писатели, а читателей очень мало. Поэтому и слово «корова» пишут через «а». Грамотность — жутчайшая, а вы хотите, чтобы люди писали хорошие тексты…
– Искусство должно развивать культуру, воспитывать людей?
– Я не считаю, что моя задача — воспитывать людей. Это должны делать их мама с папой. Вообще ненавижу, когда артисты говорят, что надо воспитать слушателя. Надо приучать людей к тому, что ты не стоишь на месте, ты имеешь право на свое видение жизни – особенно в мои 64 года.