Проснулся знаменитым
— Леонид, кажется, первым вашим фильмом был «Сыщик»?
— Да, это так. В нем я играл эпизодическую роль преступника Гнуса, но после выхода картины на экран я проснулся знаменитым, потому что выражения моего героя стали народными. Все повторяли фразу: «Не рычи, козёл!» Плевали на палец и растирали о подбородок — я придумал такой блатной жест, это делали потом все подростки. Уровень популярности Андрея Ташкова, сыгравшего главную роль, и мой — были равными… А может быть, мой даже больше… Эпизод всегда требует от актера большей концентрации, в маленькой роли нужно быть предельно точным.
— Ваши первые роли запомнились… Особенно сын барона Мюнхгаузена…
— Я попал на съёмки телефильма Марка Захарова «Тот самый Мюнхгаузен» благодаря стараниям Александра Абдулова. В нём я сыграл Феофила — истеричного и избалованного сына Мюнхгаузена. Тоже не главную роль, но её и по сей день никто не забыл. Замечу, что эти фильмы вышли ещё до миниатюры «Цыплёнок табака», показанной в передаче «Вокруг смеха», и я успел приобрести некоторую известность. Цыплёнок же принёс мне невероятную популярность, и это — сущая правда. Я стал повсеместно узнаваемым, что плюс для артиста. Но был и минус: режиссёры побаивались тянувшегося шлейфа. Мне не доверяли серьезные драматические роли, закрепив в амплуа комедийного актера.
Формула успеха
— А были ли мечты, которые так и не исполонились?
— У меня более 60 ролей в кино, но среди них не так много тех, которыми я мог бы гордиться. На режиссёров обиды нет. Обидно другое: есть роли, которые я мог сыграть, но не сыграл, и уже не сыграю чисто по возрастным причинам. Была мечта сыграть Хлестакова. В свое время Леонид Гайдай снимал по «Ревизору» картину «Инкогнито из Петербурга» Я пробовался, но Гайдай видел Хлестакова другим. Он утвердил тогда Серёжу Мигицко, который прекрасно сыграл, но само кино не получилось, хотя там присутствовал невероятный набор звёзд. Так бывает. Так что, может быть, это меня Боженька хранил от большого провала…
— А есть ли у вас своя формула успеха?
— Чтобы добиться успеха, очень важно точно и вовремя пошутить. Если зрители тебя запомнили, то всё, что ни делаешь, идёт в твою актерскую копилку. Ты на волне, ты на гребне, только держись и не давай этому интересу погаснуть. Конечно, наша профессия во многом зависит от господина Случая. А зрительским вниманием очень дорожу, как и все актёры — хотя, когда работаю, под зрителей не подстраиваюсь, не заигрываю с ними.
Когда ко мне пришёл успех, я как-то особо не изменился. Современный успех — это когда человек спел одну песню и проснулся знаменитым. Это факир на час. И поскольку ко мне популярность и узнаваемость приходила очень постепенно, поэтому крыша у меня никогда не съезжала. Я этому, конечно, радовался, но не начинал вести себя по как-то другому — то, что называется «выпендриваться».
15 лет с Германом
— А какой фильм был для вас самым трудным?
— Наверное, это работа в картине Алексея Юрьевича Германа «Трудно быть Богом». Работали мы над ним в общей сложности 15 лет.
— Наверное, очень хотелось дождаться конца работы и увидеть результат?
— Есть такой анекдот, его придумал Сашка Абдулов. Встречаются два киношника, и один говорит: «Слышал: Ярмольник на съёмках у Германа умер!» Второй сокрушается: «Ухайдакал-таки, черт, замучил до смерти!» А первый ему: «Не-е, Леня от старости скончался…». Шутки шутками, но работа с Германом — подарок судьбы, другая планета! Кстати, заметили: Алексей Юрьевич любил снимать клоунов: Никулин, Быков, Миронов…
— Чему вас научила работа с Алексеем Германом?
— Чем больше «давление» режиссёра, тем интереснее в себе копаться. Хороший режиссёр будет тебя выкручивать-перекручивать, заставлять сделать наоборот. Работа с Германом — это школа. Школа профессии и школа жизни. И если Алексей Юрьевич меня чему-то научил — так это тому, что, если есть возможность не играть, а просто быть на экране — то нужно просто быть. Как будто тебя снимали скрытой камерой. Что, кстати, самое трудное. Куда проще — скорчить рожу или кого-то передразнить. А ещё работа с Германом научила меня большому терпению.
— Зато теперь вы можете гордиться: ведь «Трудно быть Богом» — не проходная лента, это работа на века…
— У меня нет амбиций — остаться в веках. Но есть надежда, что за моим гробом пойдут несколько десятков человек. Относительно некоторых людей, давно провозгласивших себя светочами, у меня есть твёрдая уверенность, что по доброй воле прощаться с ними пошли бы трое, максимум пятеро — в основном те, кто не знал их лично. А это и есть главный показатель нужности твоего существования…
Загрузка ...