Эпатажный питерский музыкант — о деньгах, русском мате и экспериментах со временем
Сергей Шнуров в этом году «жжёт» в Москве: он выпустил клип «Просто космос», провёл выставку своего собственного направления в искусстве «брэндреализма» в музее Зураба Церетели и издал книгу со своей автобиографией. Об этих событиях и не только корреспондент «ВО» поговорила с музыкантом.
За что платят панки
— Сергей, правда ли, что когда-то в «Сокольниках» вы распустили группу «Ленинград»?
— Вообще-то, я распускал её много раз, и в 2008-м, и позже. А однажды это произошло в Москве. Мы жили в гостинице рядом с парком «Сокольники». Отыграли концерты, и что-то я так устал — всё надоело. Я собрал музыкантов и сказал, что распускаю «Ленинград». По этому поводу мы выпили в баре какого-то супердорогого виски и, конечно, за него не заплатили.
— Почему? У вас же есть деньги?
— Мы не заплатили за него, потому что… ну мы же панки! А панки за коньяк платят, а за виски нет.
Где трусы и телогрейка?
— Вы чувствуете, что группа «повзрослела» с того времени?
— Мы стали лучше играть, сейчас мы подхватываем друг друга и делаем это легко, любим игру импровизацию замедления — мы сейчас крутые.
— Почему «Ленинград»?
— Потому что у этого названия большое этимологическое поле, и его можно интерпретировать как угодно. У меня в паспорте написано, например, что я родился в Ленинграде — городе, которого нет.
— Группа стала явно лучше одеваться — вы модный, не то, что раньше — в трусах и телогрейке. Времена изменились?
— Как бы они ни менялись, мы как были оголтелые поп-модернисты, так и остались. Фактура поменялась — это да: страна стала лучше одеваться, и нельзя было не обратить на это внимания. Изменился ландшафт: на углу Фонтанки и Апраксина переулка уже не собираются стайки алкашей и не обсуждают геополитику.
Назад, в 89-й год
— Вы выпустили дорогостоящий бумажный вариант книжки. Почему не ограничились электронной версией — молодёжь же сейчас всё читает в Интернете?
— Бумажная книжка — уходящая натура, как алкоголики у магазина. Я сделал её для себя и для друзей.
— Что ещё хотелось бы вернуть из «ушедшего»? Может быть, тех самых алкашей у магазина?
— Я не скучаю по алкогольным компаниям, хотя и чувствую себя в них, как рыба в воде. В принципе, любую алкогольную компанию я могу реконструировать у себя дома. За час. А так, я бы перенёсся в 89-й год. Мы тогда пошли с классом в поход я сначала выпил самогон, а потом — было такое вино «Кизляр». Так вот, я бы переместился туда и сказал себе: «Кизляр» не пей!» Исправлять в жизни больше нечего. Я настоящее очень люблю, во всех смыслах этого слова.
— Как вы научились столь виртуозно использовать нецензурную лексику?
— Я бы не проводил границу между русским языком и матом: он — часть языка, и многие понятия мигрируют из нормативной лексики в ненормативную, и обратно. Эта «табуированность» на мат была не всегда, она появилась со временем. Но в любом случае, используешь ты мат или нет, бывают сильные поэтические произведения, а бывают слабые.
— Где грань между пошлостью и гениальностью в работе с нецензурной лексикой?
— Нет никаких инструкций: если человек, в принципе, обаятельный, он может использовать любые слова. И ещё не должно стоять — задачи «обидеть» — тогда нормально.
— Как создавалась книга? Вы собирались вечерами…
— Иногда они заканчивались танцами в леопардовых трусах у меня на даче.
— Как отметили книгу?
— Один из её героев Севыч. Наш музыкант, недавно женился, и мы праздновали его свадьбу в Павловске, одновременно книга пришла из печати. И мы отметили эти два события одновременно.
— Может быть, перевести её на какие-нибудь языки?
— Иностранцу эта книжка будет непонятна — если только антропологам.
Матильда с кудряшками
— У вашей жены Матильды есть ресторан — готовит ли она дома?
— Мы живём такой интенсивной жизнью, что при «живом» ресторане готовить дома не получается. Если она готовит, то по книжке нашей подруги Белоцерковской, лучше всего получается рыбный суп.
— А вы чем ей отвечаете?
— А я отвечаю тем, что я её люблю.
— Почему женились именно на Матильде?
— Она пришла ко мне в гримёрку после концерта и… у неё были такие замечательные кудряшки, мимо которых я не смог пройти мимо.
— Кто из женщин российского шоу-бизнеса «цепляет» вас больше всего?
— Если говорить о большом шоу-бизнесе, то, конечно, это Мария Захарова, из МИДа. А так, я слежу за всем: вы даже не представляете, сколько у меня подписок в соцсетях: я подписан на Волочкову, на Ольгу Бузову… мне доставляет удовольствие наблюдать за их языком, за этой «метущейся мыслью». Мне кажется это феноменальным и интересным. Как наблюдение за движением элементарных частиц.
— Не было мысли взять в солистки Бузову?
— Если я сочту это интересным, почему бы нет… Я просто отношусь к экспериментам. Кстати, на месте культурологов я обратил бы на неё внимание.
— Чем «меряются» артисты — гонораром, или чем-то ещё?
— Может они там и меряются, но я не настоящий артист, — мальчик со сварочной маской.
Шуба за миллион
— Вы как-то купили шубу «Прада» за миллион рублей, и подарили её музыканту своей группы… Часто у вас случаются приступы невиданной щедрости?
— Понимаете, я в деньгах не очень понимаю, потому что все деньги сгружаю жене. Я даже не знаю, сколько их у меня на карточке: а сколько там стоила шуба — миллион, полтора, два, если оплата проходит — значит, есть деньги. А нет — ну и нет. Деньги важны, потому что я произвожу клипы, а это дорогая фигня.
— А картины свои вы продаете? Наверное, тоже дорого?
— Оценка работ — дело сложное, всё зависит от настроения: пьяным я, например, могу подарить одну из своих работ, а трезвым делаюсь более меркантильным. А если я устал, а мне звонят с таким предложением, могу вообще заоблачную цену назначить, чтобы сразу отказались и отстали от меня.
— Как вы отдыхаете?
— Я не отдыхаю в принципе и не знаю, что это. Я всё время чем-то занят. Я так обычно жене говорю: «Даже если я лежу на диване — это не значит, что я ничего не делаю».