Сергей Никоненко: На свидание девушек приглашал на ВДНХ в «Узбекистан»

У народного артиста РСФСР Сергея Никоненко 212 киноролей в таких фильмах, как «Журналист», «Завтра была война», «Инспектор ГАИ», «Классик», «Каменская», и 15 режиссёрских работ. В свои 72 года актёр не боится экспериментов: в «Ералаше», например, он танцует брейк-данс. Мы встретились в центре столицы, на Сивцевом Вражке. Здесь находится Есенинский культурный центр, которым уже 15 лет занимается Сергей Никоненко, — пишет «Звёздный бульвар».

— Как получилось, что вы серьёзно занялись изуче­нием жизни и творчества Есенина?
— На роль в фильме «Пой песню, поэт» пробовались серьёзные артисты. Но худрук указал на меня: «Я видел живого Есенина, он был как этот артист». Мне тогда ещё Шукшин сказал: «Серёга, ты себе отдаёшь отчёт, кого ты собираешься играть?»
В начале 90-х история вдруг получила неожиданное продолжение. Я приобрёл «Воспоминания» Изрядновой, первой гражданской жены Есенина, и узнал, что он жил где-то рядом со мной. За точным адресом я пошёл в ДЕЗ, в отдел, где хранились домовые книги. Там такой беспорядок был: пыль, многолетняя паутина свисала. Я взял швабру, ведро, половую тряпку и навёл порядок. А через два дня нашёл: эта квартира находится в том доме, где я живу всю жизнь! Здесь он часто навещал своего сына-первенца Юру, прятался от собутыльников, а перед смертью сжигал рукописи.
Когда я пришёл, на месте квартиры были руины: окна выбиты, бомжи зимой разводили костры. Увидел это зрелище и понял: если не я, то кто? Целый год ушёл на то, чтобы превратить это место в Есенинский культурный центр.
Прыжок из окна с «парашютом»
— Всю жизнь вы живёте в этом доме. Каким было ваше детство?
— Из окна на третьем этаже прыгал с «парашютом». Я его сделал сам: подсмотрел, как мама шьёт на машинке, и прострочил две простыни. Привязался на четыре угла и… сиганул в сугроб. Ушибся здорово! Хромая, я первым делом побежал сушить «парашют» утюгом: мама ни о чём не должна была догадаться. Она очень скорой была на расправу: у нас висела плетёная из проволоки авоська с металлическими ручками… Моя пятая точка хорошо её помнит, особенно эти ручки …
— Когда в вас проснулся интерес к актёрству?
— В 13 лет я пошёл в студию художественного слова. Тогда же меня увлёк театр. Но ходить туда было дорого. А тут в Театре имени Маяковского я увидел на полу контрамарку — кусок ватманской бумаги, на которой от руки было написано число, место и подпись. Я пришёл домой, первым делом определил, какие чернила должны быть. Взял точно такие же, такое же перо, бумагу, потом поработал над почерком… Подлога никто не заметил! Потом я рисовал контрамарки с закрытыми глазами. Даже «выписывал» пригласительные на друзей. Ну нормальные-то мальчики посмотрели спектакль, и спасибо. А я же ненормальный был, на каждый спектакль раз по двадцать ходил.
На свидания ездил в «Узбекистан»
— Через несколько лет вы подали документы во все актёрские вузы Моск­вы. Как получилось, что оказались во ВГИКе?
— В Щепкинском училище, мне сказали: «Вашего плана мы уже взяли». Актёром моего плана оказался Михаил Кононов. Мы потом всегда были рядом: в фильмах, где снимался я, пробовался Миша Кононов, и наоборот.
Во ВГИК я, честно говоря, не рвался. Но, когда отучился два месяца в мастерской Сергея Герасимова и Тамары Макаровой — это великие педагоги — я был очень признателен четырём театральным вузам за то, что они меня не взяли.
Как-то на съёмках фильма «Журналист» Герасимов спросил: «Серёжа, ты вообще-то куришь?» «Нет, Сергей Аполлинариевич, не курю» — насторожился я. «А ты знаешь, я не видел некурящих журналистов». На другой день я научился дымить.
— Студенческие годы — это не только учёба и первые роли, но и посиделки до утра…
— В то время мы засиживались в гостинице «Турист». Сколько там было водки выпито, и с какими людьми. (Смеётся.) А если хотели пригласить девушку на свидание — ехали в «Узбекистан». Был такой ресторан на ВДНХ. Куда пойти, если в кармане всего 3 рубля? Там готовили вкусные манты, подавали приличное вино, были музыка, танцы. После всего ещё оставались деньги на букетик цветов и билет на трамвай, чтобы с ветерком проводить девушку домой.
— Вам ВГИК подарил не только начало карьеры, но и встречу с женой…
— В то время я учился уже второй раз, на режиссёрском. Семья у Катеньки была патриархальная. Они были люди такие: за руку взялся — женись, а если не хочешь жениться, то зачем за руку брал? Но однажды я в театр её пригласил. Тогда она заявила: «За всё заплачу сама!» Потом гуляли, разговаривали, а как-то присели на Никитском бульваре на скамейку и поцеловались. Раз поцеловались — всё: подали заявление и, как положено, расписались.
Первое слово — «мама», второе — «папа», третье — «Динамо»!
— Сергей Павлович, вы пропагандируете в СВАО футбольный турнир дворовых команд на кубок Сергея Широкова. Сами заядлый болельщик?
— Первым моим словом было «мама», вторым — «папа», а третьим — «Динамо». Я вырос на стадионе этой команды — там работал отец. В ту пору, когда «Динамо» проигрывал, я ревел гремучими слезами. Ну а сейчас… Во дворах, я вижу, люди играют, любят футбол. А «профессионалы» на поле отрабатывают деньги: побегу или не побегу, надо или не надо. Только через дворовый футбол можно воспитать игроков, которые будут влюблены в сам футбол, а не в деньги!
— Кажется, у вас есть всё, что нужно для счастья: хорошая семья, успешная карьера и народное признание. А что такое счастье для вас?
— Точно не деньги. Я не понимаю, зачем нужны миллионы. Купить загородный дом, машину, съездить в путешествие… А ещё зачем? Помню, Березовского видел: у него впереди два охранника и сзади два. Я не уверен, что это большое счастье. А Николай Крючков, один из любимых моих артистов, умел быть счастливым. В телогрейке, резиновых сапогах в полпятого утра он шёл на речку и забрасывал удочку. Поймал леща — счастью не было границ! Тогда я видел счастливого человека. Он мне говорил: «Серёга, много суетишься — жизнь пролетит быстро. Купи удочку, сядь у озера. Длинная будет жизнь».